– Как странно слышать от деда такое! – сказала она со слабой улыбкой. – Что может он рассказать о моей матери?.. Думаешь, что-то нехорошее, касающееся ее смерти?
Это был вопрос, который она часто задавала себе раньше. Джейк всегда отказывался говорить о своей жене и уничтожил все ее фотографии, а также разные мелочи, которые могли напоминать о ней. Даже портрет Камиллы, написанный знаменитым Филипом де Ласло, исчез со стены над камином в их доме на Бикман-Плейс. Мэделин, хотя и смутно, помнила этот портрет, несмотря на то, что ей было всего три с половиной года, когда они вернулись в Нью-Йорк из Лондона. На нем была изображена светловолосая женщина с серыми глазами в кремовом платье с кружевами. Наиболее запомнились Мэделин нитки жемчуга на ее шее, каскадом ниспадавшие до ложбинки на груди. Мэделин знала, что совсем не похожа на свою мать: она унаследовала темные волосы, темные глаза и светлую кожу от Ширманов – семьи отца. Ее называли папиной дочкой – женским воплощением могущественного Джейка Ширмана. Но это было давно. Теперь сходство было весьма поверхностным.
– Этот звонок разволновал тебя, Мэдди? – заботливо прошептал Карл. – Ты действительно собираешься поехать в Англию повидать деда?
Мэделин повернулась к нему, испытывая благодарность. Карл всегда был рядом с ней, и она постоянно ощущала его поддержку, с тех пор как они поженились четыре года назад. Она поцеловала его в щеку.
– Я должна, дорогой. Возможно, он в самом деле хочет сообщить мне что-то очень важное! Я не прощу себе, если он умрет, а я так и не встречусь с ним. Как только откроется выставка, я полечу. Будет ли у тебя возможность поехать в Англию вместе со мной? Карл покачал головой:
– Никаких шансов, черт побери! Когда доллар падает и ставки скачут, как кенгуру, я должен постоянно находиться в банке – по крайней мере до конца года.
Мэделин вздохнула, теснее прижавшись к мужу.
– Я проведу там всего пару дней. Больше не выдержу без тебя.
– Тебе не кажется, Мэдди, что твой дед слишком стар и уже не в своем уме? – мягко сказал Карл. – Ты отправишься за океан, и окажется, что все это химера. Что он может сообщить о твоей матери такого, чего не знаешь ты? Джейк тоже мог бы рассказать тебе обо всем.
– В том-то и дело: отец ничего не хочет рассказывать. Ты ведь знаешь, Карл. При одном лишь упоминании имени моей матери он замыкается и ведет себя так, как будто она вообще никогда не существовала. Может быть, дед наконец расскажет мне по крайней мере о том, как она умерла.
– Вероятно, это был очень неприятный момент, и потому Джейк старается не вспоминать о нем. Неужели тебе так уж хочется все знать?
– Да, хочется! – твердо ответила Мэделин, хотя выглядела очень удрученной.
Карл провел рукой по ее блестящим длинным волосам.
– Может быть, как говорят, лучше не будить спящую собаку? – тихо сказал он. – Я не хочу, чтобы ты расстраивалась, милая.
– Все будет хорошо. – Мэделин снова легла на отороченные кружевами подушки, размышляя, что ей известно: некоторые факты, и то лишь в общих чертах. Обаятельная чета имела все… пока однажды не случилась беда.
Когда Джейку Ширману было двадцать пять лет, он не сомневался, что Камилла Даримпл – самая красивая девушка на свете. В Гарвардском университете он изучал экономику. Оказавшись во время каникул в Ницце, он отправился с друзьями в Монте-Карло, чтобы провести вечер в казино. Когда маленький белый шарик начал монотонно позвякивать на вращающемся колесе рулетки под напряженными взглядами игроков и крупье объявил: «Ставки больше не принимаются», – Джейк поднял голову и сквозь сизый сигарный дым увидел ее. Девушка с интересом наблюдала за игрой. Холодная красота англичанки поразила его. Среди вычурно разодетых и уже немолодых француженок, итальянок и испанок она, со светлыми волосами, уложенными в простую прическу, выглядела неземным созданием. В скромном вечернем платье из голубого атласа, хрупкая, как весенний цветок, и изысканная, как дрезденский фарфор, она казалась сотканной из воздуха или тончайших стеклянных нитей. И еще она походила на облако сахарной ваты, которой так любят лакомиться дети.
– Делайте ставки! – объявил крупье, и украшенные драгоценностями костлявые руки засуетились, словно белые мыши, судорожно передвигая разноцветные фишки. При этом одни алчные лица выражали надежду избежать проигрыш, другие – приобрести богатство. Маленький белый шарик снова зазвенел, суля одним удачу, другим – банкротство. Однако Джейк больше не интересовался игрой. Он следил за Камиллой и заметил, что она, по-видимому, здесь одна. Ни мужа, ни какого-либо другого сопровождающего не было видно, когда девушка скользила от одного стола к другому, увлеченно наблюдая за игрой. Внезапно у Джейка перехватило дыхание – к ней подошла, сверкая рубинами, пожилая дама с соболиным мехом на пухлых плечах. Обе женщины заулыбались и начали беседовать.
– Ты достаточно посмотрела? – спросила пожилая дама. Она уже много лет посещала казино, хотя сама никогда не играла. Для нее это было просто зрелище, небольшое развлечение после обеда, перед тем как лечь в постель.
– Это так увлекательно, тетя Мэрион! – сказала Камилла. – Здесь все такие утонченные! В Англии нет ничего подобного.
– Десять лет назад, когда немцы оккупировали Францию, здесь тоже ничего такого не было! А теперь, как видишь, все опять носят драгоценности и надевают свои самые лучшие платья. Это поддерживает моральное состояние людей.
Камилла с интересом наблюдала, как мужчины с пухлыми бумажниками и женщины с напряженными взглядами продолжали играть, словно завороженные вращающимся колесом.